Проект Сталина: народ-победитель

Народ — совокупность людей, которые осознают свою общую судьбу и которые
осознанно хотят оставаться хозяевами этой своей судьбы. Они вместе
готовятся к неизвестному завтра: то ли в весенних цветах и запахах, то
ли в болотных, сумеречных туманах, то ли в черных, нескончаемых штормах,
то ли в безмятежности иллюзорного счастья.

Народ — это когда
большая часть людей ощущает свою кровную ответственность за это завтра. И
не только перед своими детьми и внуками. Но и перед совместным
прошлым. Перед своими ушедшими предками.

Ответственность за
будущее и ответственность за прошлое. Вот что важно прежде всего.
Только тогда появляется ответственность за сегодняшний день.
Если
есть такая ответственность — есть Народ. Нет ответственности — то и
соответствующего народа нет. А есть просто некая биомасса.
Народ изначально — не биомасса. А когда он превращается в биомассу, то это уже не народ.

Сталин создал культ «великого народа». Сталина уже давно нет, великого советского народа тоже нет, а незримый культ остался.

…Все,
что рождается, то обязательно умирает. Рано или поздно. Рождение и
детство, юность и зрелость, старость и смерть. Это незыблемый закон.
Народы — не исключение.

Если
средняя продолжительность жизни среднестатистического человека – 70-75
лет, то средняя продолжительность жизни народа — 350–400 лет. А потом
очень многое меняется: язык, базовые архетипы и ценности, модель
ответственности, тип доминирующей в социуме личности…

Вроде бы тот же самый народ, но нет – все уже другое…

Обычно
первая стадия народа – героический период. «Жизнь или смерть». Другого
варианта в постоянных боях за выживание просто нет. «Народ-орда» - это
когда общая судьба или общая смерть. «Орда - это вооруженный народ -
государство», то есть органическое единство народа-государства. Нет
противопоставления между высшими и низшими. Нет отчуждения между вождями
и рядовыми. Все определяется личными качествами: мужеством, умом,
волей, неординарным опытом. Каждый может стать вождем и найти свое место
среди лучших. Если он герой. Но вожди и наилучшие гибнут чаще, чем
остальные. Ибо это орда. А орда, в конечном счете, — это справедливость
смерти.

Позднее, в официозных исторических хрониках, период «народ-орда» либо стирается вовсе, либо полностью извращается.

Вторая
стадия — «народ-государство». С одной стороны, высочайшее самосознание
ответственности большинства за свою общую судьбу. Здесь народ не
назовешь толпой. С другой стороны, уже появляется противопоставление
оформляющейся элиты, вождей. Наилучшие, опираясь на народ, сдерживают
многочисленных тщеславных кандидатов в вожди и тираны. Хотя социальное
отчуждение только намечается, народ (не толпа), так или иначе, в
значительной степени по-своему и достаточно эффективно контролирует
государственные институты. В обществе по-прежнему доминирует ощущение
общей судьбы.

Третий период — «государство-народ». Или
«народ-толпа». Формально и официально — самый длительный период жизни
народа. Народ уже не контролирует государство и не может это делать.
«Государство — это я». То есть король, царь, хан, президент, генсек.
«Государство – это организованное насилие». Окончательно оформляется
парадоксальный конфликтный треугольник: т.н. вожди — т.н. элита —
народ-толпа. Именно здесь корень неизбежности дальнейшего системного
кризиса. Но, в любом случае, большинство обречено на исторический
проигрыш.

Качества элиты, ее гомогенность, ее способность
сохранить ответственность за народ играют решающую роль. Но
ответственность за режим вытесняет ответственность и за народ, и за
государство. Далее следует неизбежная деградация элиты, превращение ее в
квази-элиту неминуемо приводит и к скорой деградации и режима, и
государства. При этом абсолютное большинство народа постепенно,
незаметно скатывается в скотское, рабское положение, постепенно теряя
свои изначальные качества.

Наконец,
последний четвертый период: системный кризис открыто выступает на
историческую сцену, превращаясь в решающий фактор, то ли окончательной
деградации, то ли неожиданного скачка – через революцию – вверх, в
Неизвестность. Главный принцип: «или-или».

Исчезают окончательно
остатки реального элитарного мышления и элитарного сознания. Власть
переходит к антиэлитам, которые стремятся только к «личному обогащению».
Мелкобуржуазность, всеохватывающий партикуляризм воцаряется в
общественном сознании. Происходит всеобщая нравственная деградация:
«можно всё, лишь бы не попасться». Тотальная деградация государства
проявляется, прежде всего, в беспрецедентных формах коррупции и
воровства. Население окончательно и бесповоротно превращается в
народ-быдло.

…Это не линейный и не заранее предопределенный
процесс. В течение четырехсот лет появляются исторические шансы.
Некоторые — например, китайцы, римляне и византийцы, — ими
воспользовались. Другие — нет. В основном из-за низкосортности вождей.

Николай II и Сталин

К
концу 1916 года в Российской империи резко обострился и забурлил весь,
копившийся уже долго, сложнейший клубок противоречий:
социально-экономических, классовых, политических, идеологических,
этнонациональных, внутрирегиональных.

Общенациональный системный кризис неуклонно и драматически приближался к своей финальной фазе.

Еще
вчера, казалось бы, гордый имперский народ неожиданно скукожился, а
потом парадоксальным образом куда-то взял и выветрился. Как писал В.
Розанов в "Апокалипсисе нашего времени": "Русь слиняла в два дня. Самое
большее — в три... Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до
подробностей, до частностей. И собственно, подобного потрясения никогда
не бывало, не исключая “Великого переселения народов”. Там была —
эпоха, “два или три века”. Здесь — три дня, кажется даже два. Не
осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось
рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом — буквально
ничего".

С.Трубецкой приводит поразительный пример. Осенью 1916
года резко усилилось дезертирство из армии. Немногочисленные
представители патриотической интеллигенции приходили на вокзалы и,
пытаясь как-то воздействовать на толпы прибывающих дезертиров, взывали:
"Вы же русские!", "Вы должны защитить русский народ!", "Русский народ
надеется на вас!"

А вот типичные ответы, которые приходилось
тогда выслушивать этим интеллигентам-идеалистам: "Я не русский, а
саратовский!", "Я не русский, а казак!", "Я не русский, а вятич!", "Ты —
русский? Вот и иди на фронт, кормить вшей!"

Всего несколько лет
открытого системного кризиса, вкупе с войной, привели к победе
регионального, провинциального самосознания над имперским духом,
самоощущением большого народа. И это была не сиюминутная
эмоциональность, а страшная, глубинная, всё более разворачивающаяся в
пространстве и во времени социальная тенденция. В 1919 году, в самый
тяжелый год гражданской войны, страна фактически раскололась на 120
частей.
Вообще, надо сказать, что гражданская война — наилучшее
средство вытравливания осознания национальной и государственной
идентичности.

В 20-е годы, на фоне последствий страшной
гражданской войны, массового голода 1921-22 годов, резких колебаний во
внутренней политике, деградация и фрагментация социума продолжалась.
Улетучиванию правового сознания, резкому ослаблению нравственности,
отчуждению социума от какого-то непонятного коммунистического
государства способствовали многочисленные ультралевые эксперименты в
культурной, образовательной и социальной сферах. Ожесточенная
внутриполитическая борьба приводила к тому, что еще вчерашние
революционные кумиры, представители "ленинской гвардии", вдруг в
одночасье превращались во "врагов партии".

В 1921 году, в
условиях действительного экономического одичания, в Советской России
была провозглашена "новая экономическая политика". Буквально за
несколько лет в стране возродился класс, с которым, казалось, беспощадно
боролись на протяжении всей гражданской войны, и который, казалось,
был уже уничтожен.

И он не только быстро возродился, но и вновь
быстро разбогател, особенно при поддержке соответствующих партийных и
силовых кураторов. "Крыша", она и тогда была "крышей". В октябре 1923
года Дзержинский в своем письме к Сталину выделяет основные методы
воздействия нэпманов на высокопоставленных представителей советской
власти: "подкуп и развращение". Хотя понятно, что подкупить и развратить
можно только того, кто хочет быть подкупленным и развращенным. Так
стала формироваться коммунистическая коррупционная система.

Напряжение в стране росло, и массовая коммунистическая болтовня только усугубляла ситуацию.

Когда
появилась непосредственная угроза перерождения революции, НЭП был
отменен. И вот тут появляется очень интересный, вплоть до нашего
времени, вопрос: а куда же подевались эти пять или шесть миллионов
"нэпманов"? Неужели они стройными рядами пошли на стройки и на заводы?
Конечно, нет. Или их репрессировали, у них отняли спекулятивно нажитый
капитал? Нет, таких оказалось всего лишь несколько десятков тысяч по
всей стране.

Так вот, очень многие из этих нэпманов, которые
прекрасно знали правило, что надо "делиться", оказались либо в партийных
и советских органах, либо в структурах, близких к таким органам.
Короче, ближе к своим негласным коммунистическим кураторам по
коррупционной системе. Между прочим, как раз в конце 20-х-начале 30-х
годов вывоз коммунистическими бонзами за границу золота, драгоценных
камней, произведений искусства и других ценностей достиг своего пика.

Летом
1928 года в основных промышленных центрах Советского Союза вспыхнул
острый продовольственный кризис. Несмотря на хорошие урожаи последних
лет, в крупные города медленно вползало еще не забытое отчаяние
массового голода. Генеральный секретарь ВКП(б) И.В.Сталин поехал в
многомесячную поездку по стране, чтобы убедить крестьян продавать хлеб
для голодающих рабочих.

В Красноярском крае высокопоставленная
делегация из Москвы направилась на юг, в сторону Шушенского, в одно из
наиболее зажиточных и многочисленных сел. Сталин сам выступил на
импровизированном митинге. Он говорил о пухнущих в городах от голода
детях, об их родителях, которые за станками теряли сознание, говорил о
том, что стране нужен хлеб, чтобы выжить… От имени высшей
государственной власти он просил хлеба.

Сотни крепких сельчан,
собравшихся послушать "нового красного царя", шумно лузгали семечками и
открыто посмеивались над странной, негромкой, с сильным акцентом, речью
невысокого грузина. Когда Сталин закончил говорить, один из местных
богатых и авторитетных мужиков, сплюнув шелуху от подсолнечника под ноги
генсеку, громко сказал: "Вот лично тебе, рябой, я пшеничку дам. Целых
четыре мешка. А? Ты вот только того, спляши здесь сейчас…".

…Если
бы в 1898 году в это же село приехал Николай II, эти крестьяне или их
родители на коленях встречали бы царя и не осмелились бы поднять
голову.

…Историки говорят о действительном, глубинном
противоречии, существующем в душе русского человека. С одной стороны,
он обладает сильным государственническим инстинктом. В условиях
Великорусской равнины ни семейные, ни родовые, ни племенные связи не
могли дать безусловных гарантий безопасности человеческой жизни. Только
мощное государство может стать таким гарантом.

Но, с другой
стороны, русский человек одновременно есть анархист и революционер.
Когда он постоянно сталкивается с "мерзостями каждодневной жизни", с
конкретными оскорблениями и унижениями со стороны представителей
власти, с ужасающим воровством, аморальностью "государевых слуг",
коррупцией, беззаконием, он может стать — и часто становится —
бунтовщиком, врагом "мерзопакостного" государства.

Как из населения сделать великий авангард истории?

Если
честно, то к началу 30-х годов народа в стране как такового не было.
Ну, ладно, если же он как социально-политическая общность все же и
существовал, то, в лучшем случае, это было весьма жалкое, убогое
зрелище. Определения "великий", "героический", "авангард исторического
процесса" и т.д. в отношении советского народа сформулировал именно
Сталин. В нескончаемых внутрипартийных дискуссиях 20-х годов такого
пафоса в отношении народа практически не было. Да и в истории Российской
империи образ "народа-героя" никогда не использовался. Великими были
государи, сама российская монархия, династия, империя, но никак не
подданные, которых с трудом можно было представить в виде некоего
совокупного, единого народа.

Соответствует ли нынешний российский
народ сталинским критериям "великого", "героического"? Можно ли его
назвать "авангардом исторического процесса"? Мог бы нынешний российский
социум выиграть войну у фашистской Германии?.. Это к вопросу о роли
личности в истории.

Но ведь именно "народ" в рамках
марксистско-ленинской теории является главным историческим субъектом.
Однако Сталин понимает, что реального народа нет.

Что он тогда
делает в этом отношении, после того как все основные рычаги власти к
середине 1929 года оказываются у него в руках, и он публично, на пленуме
ЦК, заявляет о неизбежности приближающейся войны и о категорической
необходимости выработки и реализации мобилизационной стратегии?
Во-первых,
Сталин, как истинный марксист и ленинец, начинает и политически, и
пропагандистски, и идеологически, и организационно создавать "культ
народа". В той исторической ситуации это имело первостепенную важность.
Нужна была новая опорная точка для качественно новой самоидентификации и
консолидации разобщенного, расколотого социума. Начинает создаваться
особое поле гравитации: само понятие "великий народ" приобретает
исторический магический аромат. "Мой личностный смысл жизни вдруг
проясняется, когда я становлюсь частью великого народа".

Причем
Сталин как большевик в данном случае под народом имел в виду, прежде
всего, не этно-национальный компонент, а социально-политический феномен,
политическую нацию нового типа.

Во-вторых, если советский народ
является "авангардом исторического процесса", то, соответственно, он
должен реализовывать кардинально новый цивилизационный проект —
построение, созидание принципиально нового типа общества и государства
как примера для всего остального человечества. Это и есть грандиозное,
великое "общее дело". То есть не просто тупая, многословная пропаганда
по поводу некоего великого народа, а "общее дело", через реальность
которого, через огромный труд, через то, что может увидеть, пощупать
руками каждый, создается общее, единое целое.

В-третьих, такое
авангардное созидание социализма возможно только как совместное
творчество и сотворчество миллионов и десятков миллионов советских
людей. И именно через это каждодневное сотворчество в "общем деле"
миллионы людей постепенно и осознанно превращались в новую
социально-политическую общность — советский народ.

Вот это уже
очень важный и политический и методологический момент. Троцкий, будучи в
эмиграции, многократно обвинял Сталина в том, что тот реализует курс
на построение бюрократического социализма. Однако социализм для Сталина
как идеологический идеал и практическая политическая цель отнюдь не
являлся бюрократической игрой, чиновничьей показухой, бюрократической
скукой, что произошло гораздо позднее, в 60-е и 70-е годы. Социализм
являлся для него, прежде всего, каждодневным, совместным, творческим
трудом абсолютного большинства советского народа. Причем таким трудом, в
котором можно было найти и реализовать общенациональный, коллективный и
личностный смысл жизни.

В-четвертых, народ — это не
статистический факт, а дух ответственности, именно как живое, жизненное
состояние. Поэтому необходимо было в рамках реализации нового
цивилизационного проекта сформировать новую систему взаимной
ответственности, которая могла бы преодолеть групповой, коллективный,
ведомственный, личностный партикуляризм.

Начиная с 1922 года,
когда Сталин стал генеральным секретарем компартии, он целенаправленно,
опираясь на свою стратегическую разведку, стремился превратить партию в
"орден меченосцев". Нужен был ключевой политико-организационный
инструмент для преодоления тотальной общенациональной
безответственности. Причем инструмент, укрепляющий сознательность,
осознанность, среди, в основном, неграмотного или малограмотного
населения страны. Поэтому "орден меченосцев" должен был, прежде всего,
действовать, демонстрируя массовый пример: "Делай, как я, делай, как
мы!". В этой стратегии Сталин опирался и на практический,
дореволюционный опыт ВКП(б), с ее двухкомпонентной оргсистемой. На
практике же общенациональная корпорация "народ-государство" под
названием СССР стала трехкомпонентной системой.

Члены партии, как
представители "ордена меченосцев", в каждодневной жизни несли гораздо
большую, и правовую, и политическую, и моральную ответственность, чем
другие граждане страны. Ибо еще одна стратегическая задача заключалась в
восстановлении, укреплении массового правового сознания.
Справедливость и ответственность реализуются не через лозунги и
словесный понос высокопоставленных чинов, а через справедливые законы,
обязательные для исполнения всеми.

Поэтому-то репрессии
1937-1938 годов обрушились, прежде всего, на членов партии, ибо самое
страшное преступление в "ордене меченосцев" — предательство.

Чувство
ответственности советского народа в 30-е–50-е годы многократно
превышает ответственность расейского населения конца XX–начала XXI
веков. Это абсолютно несравнимые вещи.

В-пятых, ответственность
предполагает, что "великий народ" имеет историческое право на
использование всех законных средств для реализации стратегических целей,
включая массовое, организованное насилие против своих врагов.

Так
называемые массовые репрессии, по сути, представляли собой форму
самозащиты нового советского народа, проявление своего рода инстинкта
самосохранения накануне большой войны.

Хотя в самой Конституции
1936 года нет нормы, связанной с диктатурой пролетариата, тем не менее, в
своем выступлении на Съезде народных депутатов председатель
Конституционной комиссии И.Сталин недвусмысленно подчеркнул
бескомпромиссный классовый характер советского государства.
К началу
Великой Отечественной совершенно немыслимое, казалось бы, чудо
свершилось — советский народ как действительный исторический субъект
реально появился. И он на деле доказал эту свою историческую
субъектность, победив в войне, которую по обычным рациональным меркам
выиграть никак не мог.

Более того, никакой другой народ, кроме
советского, не смог бы тогда победить действительно великого врага —
фашистскую Германию.

Почему Отечественная — Великая?

Наиглавнейшим
показателем зрелости любого народа, его величия, его осознания особой
ответственности перед своим прошлым и будущим является способность
массово порождать героев. Если же герои не появляются, или же их число
ограничено и случайно, то, скорее всего, данный народ уже совсем и не
народ даже, а всего лишь булькающая биомасса.

Во время Великой
Отечественной советский народ показал чудеса массового героизма — и на
фронте, и в тылу. Никакой другой народ в мире, кроме советского, во
время Второй мировой войны не проявил себя именно как "народ героев".

Великая
Отечественная продемонстрировала также, насколько глубоко идеология
"общего дела" стала внутренним содержанием массового общественного
сознания советского народа. "Борьба с беспощадным врагом", "защита общей
Родины", действительный патриотизм стали зримым символом общего дела.
Кроме того, именно в военный период, и на фронте, и в тылу, "общее
дело" массово стало осознаваться "лично моим делом".

Великая
Отечественная выковала высочайшую дисциплину и самодисциплину советского
народа. Казалось бы, по этому показателю германский народ, по
историческим причинам, безусловно, всех опережал в Европе. Тем не менее,
и здесь советский народ опередил немцев.

Что такое дисциплина и самодисциплина народа? Это проявление его исторической ответственности.

Так
вот, к концу войны, а возможно уже с середины 1943 года, по этому
показателю советский народ был на первом месте в мире. Да, были жертвы,
огромные жертвы. Но сейчас мы можем уверенно сказать, что эти жертвы
исторически не были напрасны. В отличие от миллионов погибших, униженных
и растоптанных через полвека, в 90-е годы.

Великая
Отечественная, как плавильная печь, завершила формирование героического
советского народа. Здесь на фоне реализации "общего дела"
сформировались и закрепились нравственные принципы нового
цивилизационного проекта — особое, братское отношение друг к другу,
советская солидарность и гуманизм, взаимопомощь, вплоть до "Сам
погибай, а товарища спасай".

…Мой покойный отец, Султанов Загит
Яруллович, оказался на действующем фронте в январе 1943 года. Ему еще
не было и 18 лет. Он был три раза ранен, последнюю пулю, которая
застряла у него в теле недалеко от сердца, извлекли только в 1960 году.

Почему-то
он не любил говорить о Войне. Да и я мало его расспрашивал, в чем
сейчас глубоко раскаиваюсь. Но некоторые его слова я помню до сих пор.

Он
рассказывал, что немцы очень хорошо воевали. Когда я его спрашивал,
почему же тогда мы выиграли, он отвечал так. На нижнем уровне: рота
против роты, — мы не только были равны, но, может быть, даже были
сильнее, чем немцы. Но чем выше был военно-оперативный уровень, тем
больше опыт и искусство германских офицеров и генералитета превосходил
наших. Но — до поры, до времени. Когда же наш офицерский корпус
перестал здесь уступать немцам, мы начали выигрывать.

Однажды я
спросил его, кто же все-таки сыграл главную роль в победе. Отец не
ответил, что Сталин, хотя его глубоко уважал. Он сказал: "Русские
солдаты". Он не сказал, "русские" или "русские офицеры", а именно
"русские солдаты".

"Почему?" "Те, с которыми я встречался, умели
воевать. Кроме того, многие из них потеряли своих родственников на
оккупированных немцами территориях. Они хотели мстить. И жестоко".

У
моего отца — очень худого татарского юноши небольшого роста, почти не
умевшего говорить на русском, в первые месяцы на фронте оказался
наставник. Его звали Николай. Он сам взялся опекать моего отца,
которого на фронте почему-то прозвали Сашей. Так вот, Николай,
рассказывал мой отец, научил его очень важным и нужным военным
премудростям, которые помогли выжить.

"Сплошная линия немецкого
огня. Как безжалостная бритва. "За Родину, за Сталина!". Рота
поднимается в атаку. Кто-то через несколько секунд погибнет. Рядом все
больше и больше падают наши, а мы вместе с Николаем идем в атаку и все
же остаемся живы… Если бы не Николай, я бы не выжил…".

Потом отца
ранило, он оказался в госпитале, а через три месяца воевал уже в
другой воинской части. С Николаем он уже никогда не встречался.
Мой
отец умер, в том числе от последствий боевых ран, в 1988 году. И
последние годы он часто вспоминал своего русского наставника на фронте,
и иногда даже плакал. Я его не спрашивал, почему… Чувство
ответственности моего отца проявлялось в том, что он никак не мог
забыть о своем личном, так и не оплаченном долге перед легендарным
русским воином — Николаем…

Когда народ действительно осознает
себя великим народом, и не просто осознает, а массово проявляет свое
величие в критической военной ситуации, в ситуации "жизни или смерти", с
ним происходят удивительные вещи. Война учит выживать, и война
заставляет быть умнее, чем противник.
Война объективно выдвигает на
передний план самых изобретательных, самых творческих, самых
жизнеспособных. В Великой Отечественной было много случаев, когда люди
за несколько лет проходили путь от младшего лейтенанта до полковника.

В жизни, как известно, ничего не дается даром. Тем более, в жизни народа.

Да,
в Великой Отечественной много жертв, может быть, даже слишком много.
Но эта война не только позволила окончательно оформиться в истории
принципиально новому советскому народу, но и позволила за несколько
военных лет пройти историческую дистанцию, которую другие проходят за
десятилетия, а может быть, и столетия.

Самое главное, с моей
точки зрения, заключается, в том, что в советском народе, в результате
Великой Отечественной, сформировалось новое ядро, объективно
ориентированное на будущее — важнейшая ключевая социальная группа —
несколько миллионов пассионарных людей, способных к креативному, в том
числе и технологическому, мышлению, умеющих обращаться со сложной
техникой, способных принимать критически важные решения в условиях
дефицита времени.

Именно благодаря этим нескольким миллионам,
советский народ получил возможность начать реализовывать свой
цивилизационный проект. Именно благодаря этим людям в сороковые и
пятидесятые годы великий Советский Союз стал действительным авангардом
мирового развития, демонстрируя самые высокие темпы
социально-экономического развития. Тогда не только "цены снижались", но и
советский человек первым оказался в космосе.

* * *

Но
потом, на взлете, новый советский народ был безжалостно предан. Не
империалисты выиграли. Нет, вдруг странным образом переродился "Орден
меченосцев". И не просто переродился, а словно куда-то мистическим
образом исчез: материальные ценности взяли верх над вечными.
Коммунистическая партия Советского Союза времен Хрущева, Брежнева, Горбачева предала свой народ, своё прошлое и своё будущее.
И никто из коммунистических бонз при этом не повесился. Иуда оказался более нравственным.